Ротмистр - Страница 127

127

Распахнулись ворота конюшни. Задрав хвосты, выбегали оттуда очумелые лошади, носились вокруг, завершая картину совершеннейшего хаоса. Потянуло удушливой гарью, из-под крышных стропил вырывались рыжие языки: то из-за притока воздуха набирал силу огонь. Отчаянно звеня колокольцами, прикатили пожарные бочки. Заработали помпы, выплевывая кверху струи воды.

Йохан замер. На балконе второго этажа показалась баронесса фон Зейкис. Облокотившись на перила, наблюдала за всеобщей кутерьмой, преспокойно, даже безучастно, разве что с легкой степенью заинтересованности, будто бы пожар происходил у соседей. Баронесса не визжала, не топала ножкой, исходя на бесполезные распоряжения, она даже не глядела на мятущееся пламя, пожирающее добро. Внимание ее приковала толпа зевак. Баронесса словно знала, что там, в толпе стоит сейчас поджигатель, виновник действа, так напоминающего про взгляде с балкона театральное. Йохан невольно съежился и втянул голову в плечи. В полумраке ему показалось, что взгляд баронессы прикован к нему.

В помещениях фабрики Йохан иногда встречался с супругой барона, мельком, походя. Не будучи представленным лично, раскланивался, получая в ответ холодный, едва означенный кивок. И всякий раз от таких встреч Йохану делалось не по себе – пахло от баронессы в точности также, как от барона. Ни розовое масло, ни дорогие духи не могли скрыть от молодого человека непередаваемый инородный запах. Когда-то давно, на заре своей юности Йохан оценивал степень привлекательности жертв ориентируясь именно на их запах. Аромат баронессы совершенно исключал ее из интересов Йохана, словно неодушевленный предмет.

Ревин на высказанные опасения, что искомых объектов уже двое, отреагировал скептически, посетовав, что Йохан наблюдал барона с баронессой поочередно. Их и в самом деле никогда не доводилось видеть вместе, но в душе молодого человека не могла ужиться мысль, что перед ним одно и тоже существо. В то время как настоящих фон Зейкисов, всего вероятнее, доедали рыбы в одном из каналов.

А на минувшей неделе Йохан едва не лишился рассудка, узрев разгуливающего по лабораторным залам собственной персоной… Ревина. Тот неторопливо прохаживался, задерживая взгляды на окружающих, и явно ожидая от тех ответной реакции. Лишь по совершенной случайности Йохан не выказал своего удивления, обозначив с означенной личностью знакомство. Естественно, настоящий Ревин в это время не показывал вблизи фабрики и носа. Таким способом барон, вероятно, пытался выявить шпионов. Весьма, надо сказать, удачно пытался.

Близость воды не замедлила сказаться на результатах бурных, но не слишком организованных усилий: пожар стал стихать, а вскоре и вовсе сошел на нет. Вместо дыма теперь валил пар, шипели пепельные бревна. Выгорела только крыша над конюшней, остальное удалось спасти. Хотя, спасти – не совсем удачное слово. Считать убытки станут утром, но уже сейчас можно с уверенностью утверждать, что безнадежно испорчены корма для лошадей и вся имеющаяся в наличие каретная упряжь.

Пепельная вода собиралась в ручьи, намывала сор, солому, стекая обратно в канал. Йохан промочил ноги да и побрел к себе в комнатушку, потрясая ступнями, словно кот, угодивший в лужу, внешне с видом досадливым и даже печальным, но с чувством исполненного долга внутри.

Запряженный четверкой экипаж выметнулся из ворот едва забрезжил рассвет и понесся по пустынным улочкам, пугая сонных горожан и оглашая окрестности цоканием копыт, что нет-нет да и высекут искру из булыжной мостовой. Следом заспешили всадники сопровождения, трогающие за спиной приклады карабинов, из себя собранные, лицами серьезными, словно подтверждая намерение эти самые карабины использовать едва представься к тому повод. Сторонний наблюдатель пожалуй бы заключил, что карета перевозила деньги или золото, или на худой конец опасного преступника под стражей, но нет, экипаж принадлежал персоне знатной, состоятельной, и в то же время вполне себе образованной и милой, однако куда более зловещей, нежели самый отъявленный душегуб.

Путешествовать барон фон Зейкис предпочитал ранним утром: так меньше любопытствующих глаз, нет зевак, лезущих под колеса, улицы пустынны, а значит можно дать отстоявшимся лошадям волю. У барона масса дел, в Амстердаме, в Голландии, в Европе, но фон Зейкис умеет ценить свое время, никто не сравнится с ним в скорости передвижения, ни литерный поезд, ни птица, ни зверь. Ибо паровозы простаивают на станциях, а зверью, даже сколь угодно выносливому, требуется отдых. Барона же со свитой через каждые двадцать пять миль ожидают сменные кони. Процессия миновала каменные, налепленные друг на друга дома, попетляла по извилистым проездам пригорода и помчалась меж усыпанных росою полей и крыльев исполинских мельниц, замерших в туманной дымке.

Двое возниц, сидящих на закорках, не сговариваясь, переглянулись. Дорога предстояла долгая, пассажир их остановок не любил, не то чтобы выйти поразмять ноги, а вообще, умудряясь в пути ни разу не сходить до ветру, смены им не положено, так и станут они править попеременно, давая друг другу возможность отдохнуть. Стало быть, нечего зря время терять. Один достал узелок, развернул деловито. Сейчас он позавтракает, подзакусит плотно и вздремнет, покуда напарник правит упряжкой. Второй покосился завистливо на снедь, зевнул и стал смотреть в сторону – ему отдыхать еще не скоро.

Когда лошади перебегали выгнутый мосток, снизу, с воды послышался странный всплеск, будто бы на поверхности взыграла большая рыбина. Возница обернулся и с удивлением обнаружил, что сидит на закорках один. Напарник его непостижимым образом исчез. Возница завертел головой, привстал, намереваясь подозвать верховых, и снова сел, беспомощно хлопая глазами. Рядом оказался некто совершенно незнакомый, возникший неслышно, будто соткавшись из воздуха. Покуда возница раздумывал над тем, звать ли ему на помощь, перекреститься или просто протереть глаза, незнакомец проворно перехватил вожжи и ногами выпихнул его вон. Все произошло настолько скоротечно, что возница не успел ни воспротивиться, ни поднять тревогу. Грянувшись на скаку оземь, откатился в сторону и затих, лишившись памяти.

127