Ротмистр - Страница 56

– Ваша бравада, гм, Ревин, внушает гордость и опасения одновременно. Вы должны понимать, что с каждой минутой вернуться в расположение становится все труднее, – Одоев с немалым трудом поднялся на ноги, вгляделся Ревину в глаза. – Да что же, вы ничего не знаете?…

Ревин намеревался пошутить, но воздержался, уж больно подавленным выглядел капитан.

– Мы отступаем, черт побери! Откатываемся по всем фронтам обратно к границе!…

– О чем вы говорите? – слышавший разговор Вортош набросился на капитана. – Как такое возможно? У нас перевес в численности, я не знаю, в артиллерии…

Одоев молча смерил незнакомого штатского взглядом и продолжил.

– При штурме первой линии окопов под Зивином мы потеряли почти тысячу человек убитыми… От моей роты осталась десятая часть… Бездарности командования не окупит ни героизм солдат, ни перевес, как вы изволили… Наши полководцы настолько удручены последним поражением, что не нашли в себе сил хотя бы закрепиться на отнятой территории. Осаду Карса сняли. Все сдаем обратно турку.

– Это, верно, маневр перед контрударом! – Вортош отказывался верить.

– Господь с вами, – Одоев невесело улыбнулся. – Ходят толки, что солдат хотят отвести на зимние квартиры. Дескать, инициатива утеряна, перезимуем, весеннюю распутицу переждем, тогда и наступать можно…

– Так начало лета же сейчас!

Одоев сплюнул с досады.

– Ну, да… Придется подождать чуток… Так что решайтесь, Ревин. Потом поздно будет.

– Вы можете взять лошадь, запас воды и попытать счастья в одиночку. Удерживать не стану.

– Нет уж, увольте! – помотал головой Одоев после недолгого раздумья. – Тогда и я с вами.

– Хорошо! – Ревин кивнул. – Семидверный! Где ты?… Сыщи-ка капитану коня поспокойнее!

– Вы не находите, – Вортош обратился к Ревину, – что в свете последних известий наше предприятие из трудновыполнимого превращается в невероятное?

– Вам в оценках виднее.

– Боже мой! Никогда не прощу себе, что повелся у вас в поводу. Нужно было дождаться резервный полк из Тифлиса…

Сотня шла скрытно, насколько позволял сложный рельеф, огибала редкие деревушки. Но, как говорится, шила в мешке не утаишь, ряженый отряд притягивал подозрительные взгляды местных жителей. На враждебной земле негде скрыться. Не отвязать и не бросить в ручей широкую перепаханную сотнями копыт полосу, тянущуюся позади предательской змеей. Припустит по следу дели – сторожевая конница, сабель эдак в триста, с запасом, чтобы наверняка, и встреча с ней лишь вопрос времени. А исход той встречи ясен и печален. Одно обстоятельство внушало робкую надежду. Отступление русских войск кружило голову османским пашам, они уже видели себя покорителями Москвы, полководцами, вроде Наполеона, и занимались исключительно наступлением. До неразберихи ли им в тылу?

На широкой равнине, словно щит, преградила путь отряду крепость Хасанкале. Со стороны она напоминала плывущего по степи лебедя. Высоченная башня цитадели, вырастающая из горного склона прямо в небо, была шеей. Ниже, под отвесной скалой, прилепился четырехугольный рибат – крепостной пригород, обнесенный двойной каменной стеной.

Вортош торопил. Настаивал на скорейшем броске к востоку и переправке через Аракс. Ревин осторожничал, опасался, что незамеченными мимо крепости, откуда открывался превосходный обзор окрестностей, пройти удастся вряд ли. Придется с потерями прорываться и нести на плечах погоню.

– Рядом с крепостицей этой шутки жутки, – подтвердил Семидверный. – Я ее, ваши благородия, еще по прежней, первой кампании помню. Бывал-с… Землица здесь, и та за турка. Копнешь на локоть – вода выступит. Ни в окопе схорониться, ни подкоп под стену навести. Эх, брата нашего постреляли на бульваре, пушками перемололи – без счета. Здеся они, покойнички, царствие им, в воде и лежат… Буде затрубят тревогу османы – пиши пропало. Набросятся всем кагалом, размечут по степи! У них сила, а у нас что? Порубанная сотня…

– Только время зря потеряем, – помотал головой Вортош. – Прорываться надо. Во весь опор. И будь, что будет!

– Чехи тоже уповают на русское "авось"? – улыбнулся Ревин.

– Полковник, ну ей богу, до шуток ли сейчас? – Вортош вскипел. – У вас имеется предложение?…

По двое вряд, миновав огороды и глинобитные хижины, отряд открыто рысил вверх по склону, прямиком к огромным железным воротам крепости, что подобно гигантской пасти поглощали пеших, конных, отары овец, арбы с поклажей. На поднятой напоказ пике болтался бунчук – лисий хвост, указывающий на присутствие среди всадников однобунчужного паши, невысокого ранга управителя или военноначальника. Это, по словам Айвы, должно было сбить гарнизон с толку. Хвост одолжили из шаманской шапки Шалтыя.

Казаки заметно нервничали. Поглядывали на нависающие стены, на ставшие различимыми жерла пушек, с трудом удерживались от того, чтобы сорвать коней в галоп и одним махом преодолеть расстояние. Но Ревин строго-настрого запретил нарушать строй, разговаривать и держать руки на оружии, велел, чего бы не происходило, дожидаться приказа. Казаки и дожидались, натянутые в струну, стараясь не встречаться взглядами с селянами.

Между бойницами засновали часовые, запоздало протрубил рог. Навстречу конной колонне кубарем выкатился дежурный турецкий унтер – весь измятый, расхристанный, с красным, как свекла, лицом; то ли пьяный, то ли спросонья, то ли и пьяный, и спросонья одновременно. Пролаял что-то по-своему, и, не удостоившись никакого ответа, попытался схватить чью-то лошадь под уздцы. Его грубо отпихнули ногой. Унтер, попятившись, со всего размаха приземлился задом в пыль, заверещал и принялся дергать запутавшийся в ременной кобуре револьвер. Медленно, с натужным скрипом давно не знавших смазки петель, стали смыкаться створки ворот: турки заподозрили неладное. Но было поздно. Часовых оттерли лошадьми, присовокупив кто сапогом, кто нагайкой, и казацкая орава, преодолев два ряда стен, с лихим посвистом и улюлюканием, ворвалась в рибат, сметая все на своем пути подобно безудержному смерчу.