Ротмистр - Страница 75

К оглавлению

– Не пущу! – проводник угрожающе выпятил подбородок. – Здесь первый класс, господа едут, а вы с эдаким чучелом!…

– Ну-ка, любезный, – не повышая голоса, велел Ревин, – сыщи-ка нам начальника поезда.

Проводник пришел в замешательство, хватанул ртом и закрутил глазами.

– Живо! – рявкнул Ревин.

И поволок навью в вагон.

– Ме… Местов нету там! – прокричал вдогонку проводник.

– Разберемся, – успокоил Вортош.

Мест действительно не было. Генерал при орденах, при адъютанте, и при супруге с двумя взрослыми дочерьми изволили путешествовать на воды. Присутствующие с изумлением воззрились на троицу в перепачканной одежде.

– Ваше превосходительство! – начал Вортош. – Дело государственной важности! Прошу немедленно освободить купе!…

Генерал побагровел, набрал в легкие воздух. В недоумении захлопали глазами барышни. Подобрался, как пес перед прыжком, молоденький адъютант.

Ревин знал, что сейчас начнется скандал. Не имея ни малейшего желания устраивать долгие препирательства, он просто взял да и стащил с навьи ведро. На пару секунд… Предстала та во всей своей красе: шипит, глазищи горят желтым огнем, и крысит угрожающе своими колючками. Возможно, даже при пожаре, пассажиры не покинули бы вагон быстрей. И уже где-то далеко, приглушенный перегородками, загремел негодующий начальственный бас, завторил пронзительному визгу барышень.

– Ну, а что? – пожал плечами Ревин, – Не в третий класс же лезть. Там народу полторы сотни…

– Вот-с, – привел начальника поезда проводник. Доложил доверительно: – Больно борзые-с…

– По какому праву, – начал тот. И осекся, признав в странных господах давешних знакомцев. – Виноват-с!… Прошу простить! Чем могу быть полезен?

– С ближайшей станции телеграфируйте вот этим в Петербург, – Вортош набросал что-то на листке. – В тамбурах поставьте жандармов, в вагон никого не пускать!

– Слушаюсь!

Вортош отдавал еще какие-то указания, но Ревин не слышал, уйдя целиком в свои мысли. Пожалуй, они действительно сделали большое дело. Даже не тем, что изловили редкое и чрезвычайно опасное существо. Не тем, что спасли жителей Жох-Пырьевки и предотвратили неминуемую железнодорожную катастрофу. Им удалось оправдать саму идею существования Ливневской службы, впервые на практике доказать ее нужность. И поверить в свои силы самим.

– И распорядитесь покушать чего-нибудь. Голодные мы…

* * *

В свете керосиновой лампы огромный кабинет Ливнева выглядел необычно и даже несколько пугающе. Уставленные стеллажами стены и зашторенное плотными гардинами окно терялись в темноте. От этого казалось, будто письменный стол в центре плывет посреди необъятной тьмы. Многие находили такой интерьер вполне себе символичным, но не уютным. Ливнев же, по собственным признаниям, работать "среди душащих стен" не мог. Ему требовался простор, размах, масштаб. Сокрытая же чернотой неизвестность его не пугала, а лишь будоражила, постегивала ум и работоспособность.

– Разрешите? – в кабинет постучался Ревин.

– Да-да, голубчик, заходите! Присаживайтесь! – Ливнев пододвинул пустую рюмку, налил из лафитничка любимой рябиновки. – Прошу!

– А что, есть повод?

– Евгений Александрович! Для того чтобы выпить стопку наливки, повод не обязателен. Но в данном случае он есть… Сегодня высочайшим повелением Его Императорского Величества вашему покорному слуге пожалован титул действительного тайного советника…

– О! – Ревин вскочил, расплылся в улыбке, – Ваше высокопревосходительство! Поздравляю!…

– Благодарю!… Да садитесь, садитесь вы! Оставьте эти церемонии…

– Но почему все на такой траурной ноте, Матвей Нилыч? Это же действительно повод!…

Ливнев невесело махнул рукой и налил еще по одной.

– Это как раз тот случай, когда радоваться нечему. От надоедливого пса отмахнулись, а что б не рычал, бросили кость… Я могу быть с вами откровенным?

– Можете, – кивнул Ревин.

– Да, конечно могу. Простите, что спросил. Мне нужно кому-то выговориться. Полагаю, вы именно тот человек. Знаете, я не сторонник подковерных игр и интриг. Все эти вещи отнимают чертову уйму времени и сил, а уж их-то мне есть куда потратить с большей пользой! Для нашей службы настали не лучшие времена. Многим не дают покоя и высочайшее покровительство, и финансовая бесконтрольность, и прочие привилегии, которыми мы привыкли пользоваться. Без ложной скромности считаю перечисленные положения собственными завоеваниями и никому не намерен сии позиции сдавать! – Ливнев пристукнул костяшками пальцев по столу и заходил по кабинету.

– А что, собственно, произошло, Матвей Нилыч?

Ливнев махнул рукой.

– Да ничего особенного! Бардак в стране! Крестьянские волнения, народовольцы, ветлянская чума… Мобилизуются все силы… Все, так сказать, резервы…

– Так наша служба-то каким боком? – пожал плечами Ревин.

– А! Не спрашивайте!… Достаточно того, что мы проходим по министерству внутренних дел… С Тирашевым я худо-бедно ладил. Но Александр Егорович отошел на пенсию, остаток дней, по собственному изречению, изволив посвятить изваяниям. Нынешний преемник его Шмаков Лев Савич. Слыхали?

– Немного. Но…

– Да, правы вы, правы! – перебил Ливнев. – Сия фигура ничего не решает. Да-с!… Ветер дует из премьерских кабинетов. А самодержцу всероссийскому не до наших забот. У них свои высочайшие хлопоты.

Ревин никогда раньше не замечал за Ливневым столь резких, не сказать, крамольных высказываний. Матвей Нилыч действительно сердился не на шутку.

– Но мы еще поглядим кто кого! Поглядим!…